Особый? Да, я всегда знал, что не похож на других… Но в чём же моя особенность?

– В том, что ты один из нас.

А вы кто?

– А мы являемся представителями цивилизации Туран.

Туран? Но её же давно нет, это лишь часть истории!

– Великие цивилизации не погибают никогда. Они переходят в другие измерения и продолжают жить там. И посылают своих агентов в этот мир для его развития и спасения. Ты один из нас. И твоя миссия – это спасение мира посредством искусства. Ты должен делать мир лучше. Сделать людей чище. Похожими на нас. Человечество – наши потомки, наше будущее. И тогда наша цивилизация, твоя родина, место, откуда ты пришёл и куда ты вернёшься после завершения миссии, станет лучше и сильнее. Всё в мире и все миры взаимосвязаны. Ты это знаешь. Мы специально стёрли тебе память об истинном происхождении, чтобы ты пробился сквозь ткань реальности этого мира сам и раскрыл сердце.

Раскрыл сердце? Но его убили три дня назад…

– Боль раскрывает сердце так же хорошо, как и счастье. Для всякого испытания своё время. Ты исцелился от ненужной теперь боли. Её шлейф будет преследовать тебя ещё долго, но постепенно растворится в свете обновлённого сознания. Ты рождён миром Туран. И твоя сила, а в ней, как и в каждом из нас, заключена вся сила древней и могучей его цивилизации, почти бесконечна.

– Мир взаимосвязан с каждым из нас. С каждым живым существом, всякой душой, – старушка ласково погладила меня по голове. – И чтобы ты почувствовал эту взаимосвязь, и в процессе твоего развития помог раскрыть сердце и другим людям, мы дарим тебе вот это.

С недоумением я разглядывал крошечную змейку, свернувшуюся у меня на ладони. Змея? Раскроет мой дар? Поможет людям стать духовнее? Но каким образом…

Поток мыслей был прерван незаметно, но решительно. Заскользив по ладони, змейка обвилась вокруг безымянного пальца полоской белого металла. И застыла, скрывая под иллюзией бездушной неорганической плоти очень даже живую суть.

Память об этом важнейшем в моей жизни разговоре возвращалась в виде снов, обрывков воспоминаний о таинственной, запредельной родине, интуитивных прозрений.

И всякий раз после очередного толчка – приятного или расстраивающего события.

Я не сомневался в словах пришельцев ни секунды. Они говорили будто бы из меня самого.

Я ощущал удивительное, невероятное родство с ними, единение, невозможное среди кровных родственников.

Я осознал значение слов «родство душ». Подобного взаимопонимания я не встречал нигде!

Жизнь наполнилась новым смыслом и возросшей силой.

Больше я не общался с собратьями по цивилизации на физическом плане, но чувствовал: они ведут меня. Помогать свершить мою миссию. Раскрыть, познать и применить на пользу человечества мой дар.

Толчки к намерению и действию приходили изнутри в виде желаний и извне, в виде знаков. Следовать знакам может любой человек. Знаки души и знаки мира выстраивают линию судьбы.

И нам доступно, нам дано, этот инструмент коррекции своей жизни вложен в судьбу каждого человека: возможность совершения меньшего количества ошибок, при условии, что мы доверимся восприятию и принятию подсказок Свыше.

Создатель, он один для всех миров и людей.

Смерть с косой в чёрном балахоне вынырнула из-за угла.

Андрей отскочил в сторону, Анна завизжала и присела, а я зачем-то вежливо поздоровался и выронил папку с документами. Сердце ухнуло куда-то в ледяной мрак и там остановилось.

Мгновение показалось мне вечностью.

– Я за тобой, – сказала Смерть, откинув капюшон с лица.

В немом ужасе я таращился в небесно-голубые глаза, лишённые выражения и ресниц.

«Наверное, я попаду на небо», – пронеслась в голове последняя, как я твёрдо уверился в ту секунду, мысль.

– Чего молчишь? Пойдём, – поторопила меня Смерть странно знакомым голосом.

Тяжёлая рука легла мне на плечо.

Поддавшись инстинктивной панике, я рванулся назад и врезался в скорчившуюся на полу певицу.

Не удержал равновесия и под аккомпанемент душераздирающего девичьего визга рухнул прямо на неё.

– Вконец уработался, – насмешливо констатировала Смерть и беззлобно оскалила крупные неровные зубы. Протянула руку, явно желая помочь мне подняться. На одном из пальцев я смутно воспринял сияющую полоску белого, странно знакомого металла.

И тут тиски обречённости внезапно разжались.

– Валерий…!!! – употребление ненормативной лексики случается со мной крайне редко, в момент глубокого душевного потрясения.

Например, как в этот.

Актёр радостно гоготал.

Обретя вертикальное положение, я привёл в подобие некоторого чувства чрезмерно восприимчивую актрису, затем привёл в порядок себя и лишь потом холодно попрощался с хамским шутником.

И отправился дальше.

В, простите, туалетную комнату, в посещении которой регулярно нуждается каждый смертный.

Наверное, есть люди, любящие общественные туалеты. В мире полно чудаков. Но лично я неприкрыто ненавижу места массового сосредоточения низменной материи.

Думать о людях как о воплощённых душах куда приятнее. А посещение этих антисакральных мест торжества материи над духом нагоняет тоску и усталость от жизни.

Я и вправду устал. Иначе как можно объяснить исчезновение кольца-змеи?! Аксессуар плотно сидел на пальце, и потерять его не представлялось возможным. Тем более что я не снимал кольцо никогда. Ел, спал, мылся, да просто жил с этим непостижимым даром древней цивилизации.

Бог с ним, потом разберусь… Не я один страдаю, целый мир подобных страдальцев уж набрался…

Хроническая усталость незримой, но тяжкой тенью волочится за каждым современным человеком. Расплата за информационный перегруз и гонку на выживание…

Пережив ещё одно унизительное напоминание о бренности телесной оболочки, я припустил к выходу.

Пауза между репетициями завершалась, и не хотелось смотреть на злорадные физии актёров.

Мол, вечно гоняешь нас за опоздания, а сам пролетел мимо начала репетиции. А ещё директор и худрук театра!

Режиссёр – позёр…

Быстрым шагом, почти бегом я преодолел расстояние до заветного выхода из мерзкого антихрама бытия и непроизвольно замер.

Ледяная игла кольнула сердце.

Поражённый, я рассматривал прояснившимся внутренним взором совершенно реальную иглу, острую и длинную, не хищную, но изящную и красивую какой-то потусторонней, мёртвой красотой.

Прозрачная, словно выточенная из тысячелетнего арктического льда игла насквозь прошивала моё сердце.

А оно беспомощно трепыхалось на ней, разрываясь между стремлением продолжить привычное биение жизни или отдаться на волю усталости, расслабиться и обрести вечный покой…